Экая соломина

Помню приезд самого Павла Пантелеймоновича на поля колхоза в станице Динской под Краснодаром. Стояла яркая, но переменчивая погода конца мая — начала июня. То палило солнце, то набегала туча, и неистовая гроза с ветром шкодливо проносилась над степной нивой. Ново-Украинка поднялась к этому времени до груди высокого человека, стояла густо, почти до шестисот колосьев на квадратном метре, слитно волновалась при ветре и кланялась чуть не до земли, словно пугалась набегов шквала.

Лукьяненко, человек вообще не очень разговорчивый, молчком походил по одному полю, по другому, вполуха выслушал восторженные оценки колхозного агронома по адресу селекционера и его пшеницы и сердито выпятил губы. Похоже, он был недоволен тем, что увидел. Чем, собственно, недоволен? Ведь агроном сказал, что у них по контрольной прикидке, «даже если в колосе будет только полграмма зерен, они возьмут верных тридцать центнеров с гектара». В ответ Лукьяненко заметил вроде того, что цыплят по осени считают. И все посматривал на черные тучи, проходящие в стороне, над лесистой поймой реки Кубани.

Да, конечно, новый сорт впечатлял. Хорош. Но очень высок! Экая соломина в тот год вымахала: идешь через поле — так колос шею щекочет!

Он уехал. До уборки мы провели срочную работу. На все комбайны поставили стеблеподъемники, укрепили на жатках, договорились с комбайнерами, какой тактики придерживаться на уборке.

И не напрасно.

Еще не всюду закончился налив зерна, влаги в почве хватало, а грозовые дожди шли над Кубанью почти ежедневно и уже пугали. Хотелось тихой и жаркой погоды, побольше солнца, чтобы зерно скорей подсыхало: влажный июль нередко поражает злаки ржавчиной.

Однажды ночью гроза подкралась к нашим полям, прошлась по пшенице ураганным ветром, потом небеса прорвало, и ливень хлестал поспевающую ниву почти до самого рассвета.

Утром мы увидели перекрученную, уложенную на землю хлебную ниву. Стебли Ново-Украинки не выдержали, полегли. И не только они. Ячмени, овсы тоже лежали. Неузнаваемые поля!

Убирали пшеницу трудно, долго, комбайны пускали в одном направлении — против полегших стеблей. Но и эта мера не могла помочь. Потери оказались большими, колос не успел полностью налиться, перепутался с подросшим сорняком, не вымолачивался. В низинах зерно и вовсе было щуплым. И урожайность оказалась не выше 21—24 центнеров. Это больше, чем давала Седоуска, но...