Лицом к природе

Не устанем повторять: земледельческий, крестьянский труд — это обязательное творчество, осмысленная работа, связанная с живыми организмами, землей, погодой. Земледельцу нужны знания, опыт и доброе сердце.

Творческий подход к земледелию проявляется во всем. Он в уважительном отношении к земле. Крестьянин знает и чувствует пашню, время и способ работы на ней. Он не пойдет напрямик через паханое и засеянное поле, чтобы не нарушить его чистоты и покоя. Не начнет работу, пока не убедится, что подоспело время именно для этой работы, когда погода не помешает, а поможет ему. Не выпустит скотину на пастбище, если это пастбище еще не подсохло, чтобы не затоптать траву и не погубить ранимый луг. И не кончит работу, пока не соберет, не пристроит на зиму все выращенное. Много забот.

Современный крестьянин-механизатор, вроде бы даже сросшийся со своими машинами, все равно остается творцом. Тяжелый трактор есть не что иное, как средство для творческого воплощения замысла земледельца. Механизатор-крестьянин не станет пахать поле год за годом в одном направлении, и если в этом году пахал участок всвал, то на следующий повернет свой агрегат для пахоты вразвал, чтобы не осталось среди поля бугра или, что хуже, борозды, которая может послужить местом размыва для нового оврага. На ровном поле без канав и бугров комбайн при уборке пойдет плавно и мягко, не зацепит зубьями хедера неровностей почвы.

Плохой погоды для умелого земледельца не существует. Он либо заранее углядит, почувствует непредвидимое другими ненастье и отложит на другое время задуманные работы, либо отыщет «окошки» в затянувшемся холоде, дожде и свое дело сделает так скоро и ловко, что стихия ему не помешает. А как же иначе! Столько поколений занималось на этой земле трудом под открытым небом, столько разного случалось, что лишь глупый не наберется мудрости. Опыт и сноровка передавались от деда к отцу, потом к сыну, внуку и правнуку. И не забывались, а только множились.

В центральной России, в ее нечерноземной да и черноземной частях, грех, как говорится, жаловаться на погоду. Тут умеренный, ровный климат, вдоволь воды, жарко летом, а весны приходят лихо и дело свое делают скоро. О земле и разговаривать нечего. Сказать по правде, крестьянин испокон веков создавал и создает ее сам. Сам! Не сразу, конечно, а поколениями и веками, намного опережая естественный ход почвообразования. Лучше всего это видно на приусадебных огородах и в деревенских садах. Какая там отличная от лесной земля! Рукотворная, конечно, созданная с помощью навоза и клеверов, хороших обработок и чистоты в посевах.

Пристальным взглядом оценивал крестьянин и растения, которые подымались на его глазах в поле. Присматривался к каждому и зорко отмечал, что выглядело хуже, а что лучше. Все лучшее, будь это кормилица-рожь, пшеница, ячмень, овес или картошка с корнеплодами и овощами, сады с ягодниками, — все лучшее старался оставить на другой год, памятуя, что от плохого семени не жди хорошего племени.

В мальчишеские годы мне приходилось бывать с матерью в селе Напольном Скопинского уезда Рязанской губернии, там у нее были дальние родственники, мы у них «гостили», говоря по-тамошнему. Когда в пору большой уборки село с раннего утра начисто обезлюдело, потому что все уходили в поле косить и вязать снопы, я приставал к старику хозяину — и мы отправлялись с ним на огород, а то и в поле. Правда, мне тогда не удавалось понять зачем, да это было и неважно, коль не хотелось сидеть в одиночку на усадьбе. Старик не возражал, он шел медленно, говорил мало и чаще всего надолго застревал на просяном поле. В ту пору просо сеяли в огородах, на удобренной земле, и получали дивно крупное и чистое пшено, его так и называли «скопинское» и продавали на базаре дороже всякого другого. Старик ходил и подрезал серпом не все растения подряд, а на выбор: одно здесь, другое там, но всегда самые рослые, с тяжелой метелкой, где угадывались очень крупные зерна. Нарезанное мы с ним несли во двор, сушили на плетне, потом дед связывал снопики поясками из ржаной соломы и уносил их в сарай, где дня три они еще подсыхали в тени.

— А теперь что? — спрашивал я.— На блины?

— На блины — оттуда, — старик показывал в огород. — Эти на семена, чтобы, значит, лучшие проса у нас были. Так уж положено в деревне. Вот завтра, если не проспишь, пойдем мы с тобой пораньше на ржаную ниву, приметил я там место одно, уж такие колосья — в ладонь не уляжутся! Мы их отдельно срежем и опять же на семена оставим.

Я не просыпал, вернее, дед будил меня, городского соню, мы уходили, убирали тот самый участок, что приглянулся старику, и по одному – два снопа уносили сушить на подворье.

Лишь много позже дошло до меня все величие этого многолетнего, широко распространенного способа поддержания и улучшения сорта.

конвекторы отопления