Перевал

Четвертый день обещает быть более трудным, чем предшествующие: даже в юрте под утро стало холодно настолько, что все мы один за другим просыпаемся. За ее войлочной стеной был мороз более восемнадцати градусов. На ясное, прозрачное небо выходит солнце в морозном сиянии; равнина розовеет и искрится, сверкает ожерельями бесчисленных следов. Над столпившимися, неподвижными, ярко освещенными стадами густо клубится пар, розовые пряди дыма тянутся прямо вверх, высоко, в ледяную синеву неба. Юрты бело запушены снегом, и румяные монголки в шубах с пуфами на плечах и в высоких зимних шапках очищают его длинными скребками. Скрипя гутулами и перекликаясь, бегут ребятишки с водой от ближайшего ручья.

Все кутаются, кто во что может. Я до самого подбородка залезаю в спальный мешок. Морозная пыль дымится за нами, а два глубоких синих с белой оторочкой следа ведут к перевалу Цоготый-даба, вьются по равнине, огибают лиственничные рощи, наконец, спускаются к реке Тес. Она еще не замерзла; над ней стынет белый тяжелый пар. На темной, неприветливой воде плавают красные утки, у берега суетятся запоздалый песочник Темминка и белая трясогуска. Птицы нахохлились, но ищут корм оживленно и бодро: в осенних странствованиях им приходится встречать и худшие беды.

Монголы указывают место переправы. Вспенивая воду, отбрасывая широкий вал, автомобиль переносится на противоположный берег, потом через перевал к пологому спуску, где уже мельче снег и виднеется хорошая дорога. Далеко внизу и правее показывается свинцовая поверхность круглого угрюмого озера Тунимыл-Нур, зажатого в мертвенно-белые стены берегов. Никто не жалеет, что оно останется в стороне. Через полчаса мы пересекаем дно обсохшего плоского озера; через час, взяв несколько подъемов и спусков, подъезжаем к монастырю Джахан-цы-хурэ и, наскоро пообедав, трогаемся дальше. Опять перевалы, луга и степные долины, теперь уже бесснежные и теплые: клубящаяся пыль, взлетающие жаворонки и медные отсветы заката на безжизненных склонах гор.

Незадолго до сумерек мы у последнего, самого трудного перевала Куку-тыль. Подъем легок, но зато спуск необычайно крут и дает сложный изгиб над ущельем. Шофер подходит к обрыву и, вытянув шею, как-то по-птичьи заглядывает вниз на торчащие ржавые ребра камней и острые вершины лиственниц, угрожающе настороживших рогатины сучьев. Он говорит «брррр» и отказывается спускаться на машине, если с нее не будет снят груз.

Опять перекладываем несколько десятков пудов багажа и до глубокой ночи спускаем их мелкими партиями на лошадях случайно повстречавшихся монголов. Автомобиль сползает вниз, как говорит шофер, «на четвереньках», поддерживаемый сзади за веревки, потом отправляется в темноту долины за водой для ужина. Бледный палец прожектора долго бродит по всем направлениям, ощупывая незнакомые склоны. Он находит там только скалы и рытвины и поворачивает обратно, к яркому костру из лиственного хвороста. Это, кажется, первый нескупой и жаркий костер, который мы жжем в Монголии. Здесь уже не нужно собирать аргал: дров много, большие леса сплошь одевают северные покатости гор. Они отвоевали их у степи; её царству приходит конец. Ещё сотню километров к северу — и сплошная тайга зашумит над нами вершинами.

Выпейте чуть-чуть шампанского slotsdoc.ru/igrovye-avtomaty/champagne.htm с фруктовым десертом.