Холодное утро

Вчера у палатки были Коршуны, сегодня нашего пробуждения, вернее окончания завтрака, дожидается стая черных ворон. Среди них я вижу одну с сероватым брюшком и спиной. Это помесь между обычной серой вороной и сибирской черной. Там, где два вида ворон соприкасаются в своем распространении, побеси (гибриды) между ними — явление весьма частое. Любопытно, что при этом серый вид поглощается черным, так как признаки последнего у смешанного потомства преобладают.

Утро холодное, серое. Мглистые дали затянуты косыми завесами дождя; к ним на северо-восток уходит речная долина и лежит наш путь, отмеченный нитью следов недавно прошедшего автомобиля. После вчерашних неудачных поисков лучшей дороги мы строго держимся теперь этих двух светлых полосок и, потеряв их где-нибудь в зарослях, долго кружимся на одном месте, как охотник, запутавшийся среди заячьих петель. По уснувшим желтым степям стелется за автомобилем длинный пыльный шлейф; на щебнистых площадках в нем вьются, стаи рогатых жаворонков. Они спустились в долины на зимовку и кочуют по щетинистым пастбищам рядом с полевыми жаворонками и одиночными коньками Ричарда. Гуси волнистой вереницей тянут с севера; на озерах, прозрачных и синих по-осеннему, темнеются утиные табуны. Все тронулись к югу, а мы держим на север, навстречу снеговым облакам.

Идэр становится извилистей, просторней и шире; он уже принял немало притоков. Среди тусклых, омертвелых степей его четкие излучины блестят, как подковы, лежащие в дорожной пыли. Дальние горы, подобно толпам дымных юрт, синих шатров и майханов, обступают обширные пастбища в целый добрый русский уезд. На пастбищах — песчинки юрт и овечьи стада, белые, мелкие, как мучнистый налет на желтой степной скатерти. Мелькают стада яков, испуганные кони клубят пыль и моют ветром нечесанные гривы, а машина гудит и поет спокойно, довольно и ровно, словно пчела, уносящая богатый взяток. Да и чем не пчела? На подножках, как на лапках, вместо золотой цветочной пыльцы — желтые ящики коллекций, собранных по лугам, степям и долинам. Все они будут в большом улье — в Зоологическом музее Академии наук. Пчела летит и мерным пением крыльев тревожит стада все новых и новых пастбищ. Наконец приходит время расстаться с долиной Идэра: река поворачивает к востоку; мы начинаем подъем к перевалу через новый водораздел.

Здесь по склону летом были, вероятно, чудесные травы, но, не зная косы и косилки, они выросли, перезрели и высохли. Желты теперь пряди злаков, рыжеватыми гривами клонится полынь. Не люди, а одни только звери заготовили здесь сено: как на волжских лугах в сенокос, тут и там перед норами даурских пищух темнеют небольшие стожки. Сухая полынь и злаки сложены в плотные кучки до полуметра шириной у основания...

Где-то здесь на подъеме мы теряем автомобильный след, затоптанный проходившими стадами, и когда, после долгих поисков, попадаем на правильный путь, из-за перевала сползает туча, и снежная крупа начинает лететь с сухим шелестом. Сразу темнеет; острые снежинки, холодный ветер резко бьют нам навстречу. Еле видные склоны седеют, сиротливо гнутся по ветру головы засохших былинок. Дорога извилиста и не-ровна; в белой мгле и мути снегопада нас кидает и подбрасывает во все стороны; мы едва не налетаем на обо, с которого, подхваченные взрывом ветра, вкось уносятся два канюка. Снег становится гуще, он уже запорошил машину; утомленная непосильной борьбой щеточка автомата все слабей и медленней скользит по стеклу, еле расчищая на нем поле перед глазами шофера. Ветер бросает колючками, осыпает морозными стрелами; стынут ноги, немеет щека, некуда спрятать лицо и ружье, еще сильнее холодящее руки. В белом, слепящем, крутящемся, несущемся время от времени справа или слева показываются смутные тени покосившихся голых лиственниц, высокие сизые скалы и опять пропадают, едва налетит новый вихрь, новая белая стая. Машина идет тяжело, снег глубок, а под ним луговая предательская почва. В довершение бед дорога раздваивается, и мы не можем решить, куда же, собственно, ехать.

Тут из мути и мглы вдруг выныривает что-то небольшое и черное. Это лохматый монгольский пес; он, робея, идет нам навстречу, останавливается и, слегка взвыв, пускается вскачь обратно. Нам еле видно дорогу; собака же знает ее хорошо. Утопая в снегу, замирая от ужаса, пес ведет нас по верному пути. Машина смелеет и прибавляет ход, а собака устала; она еле бежит, ее ноги заплетаются, и следы стали запутанными. Наконец она бросается в сторону и валится в снег. В то же мгновение перед нами показывается смутный контур юрты. Сам того не хотя, пес привел нас к своим хозяевам.

Купила недорого платье Victoria Beckham в интернет магазине, не могу нарадоваться.