Змеиная свадьба

В очень теплый и тихий апрельский день я шел вдоль оврага у опушки леса. Орешник уже отцвел; длинные поникшие сережки лишь кое-где пускали облака желтой пыльцы, когда я задевал за ветви. Желтые бабочки-крушинницы летали над солнечным прогретым склоном. Впереди неожиданно послышался легкий шорох сухих листьев. Я внимательно присмотрелся — в трех шагах от меня, у корней орешника сплетался и перевивался большой клубок змей. Это были гадюки, нежившиеся на солнце; я сразу их узнал. Все как одна — желтовато-серые с черным зигзагообразным рисунком на спине, крупные, толстые, с маленькой угловатой головой и коротким хвостом. Клубок опутывал несколько тонких стволиков орешника. Хвосты и головы змей торчали во все стороны, появлялись то тут, то там; гибкие лоснящиеся тела переливались между другими телами, покачивая побеги орешника. «Гадючья свадьба» — целый клубок ядовитых тварей! Мне показалось, что тут их не меньше двух десятков. Медленно пятясь, я отошел шагов на десять, вырезал крепкую дубинку и, крадучись, вернулся обратно. Змеиная свадьба продолжалась. Легкий, и как мне тогда казалось, какой-то зловещий шелест все еще слышался там, где извивался этот живой клубок. Я взмахнул дубинкой и опустил ее что было силы, метя в середину клубка. Ветви орешника смягчили удар, да и сам клубок обладал, очевидно, большой упругостью. Верхние живые петли задергались, послышалось протяжное злое шипение, сильный шорох листьев. Клубок стал быстро расплетаться. Часть змей тут же заползла под опавшие листья. Я уда-рил еще раз, два и три, сокрушая ветви орешника, но подбил только одну змею. Другие кинулись во все стороны, прячась под кустами. Их было около дюжины. Некоторые уползали, как были, — сцепившись попарно, волоча одна другую.

Ни до, ни после я не видел сразу столько крупных гадюк (много позже Н. В. Шибанов — большой знаток биологии рептилий сказал мне, что немногим натуралистам удавалось наблюдать момент весеннего спаривания этих змей). Когда затих шум сражения и ничто, кроме побитых кустов, не напоминало о случившемся, мой охотничий азарт и ненависть к змеям как-то вдруг остыли. Мне стало не по себе. Этот овражек я знал давно. Много раз собирал в нем грибы и цветы, делал зарисовки. И ни разу не видел даже самой маленькой, захудалой гадюки. А тут целая куча! Невольно думалось, как много неизвестного, загадочного, быть может, страшного еще скрывается под обманчивой личиной знакомых рощ и оврагов, поросших орешником! Как мало я знаю о скрытой жизни «своих владений!»

Признаться, я плохо спал в ту ночь и долгое время вздрагивал при мысли о плавных извивах ядовитого клубка. Наверное, подсознательное воспоминание о страшной, синей, опухшей ноге крестьянского мальчика, бессильно повисшего на руках его заплаканной матери, питало мою неприязнь к змеям. Я видел эту сцену ребенком на одной из переправ через Волгу. Мальчик искал землянику и наступил на змею. В жаркий день двенадцать верст бедная мать несла его на руках по лесным тропам и столько же оставалось ей до уездной больницы за переправой через Волгу. Фантастические рассказы домашних о «страшных змеях», слышанные в детстве, подогревали эту ненависть к ползающим тварям.

Только в университете мне удалось преодолеть безотчетный страх и неприязнь, которые вид змеи обычно вызывает у большинства людей. Правда, змеи не стали специальным предметом моих научных работ, но в некоторых зоологических экспедициях я собирал и вскрывал их десятками. На юге Туркмении мне пришлось работать с небольшой группой студентов в районе, где водятся четыре вида ядовитых змей, в том числе песчаная эфа (ехидна), кобра и огромная персидская гадюка — гюрза. Гюрза встречалась особенно часто. Иногда за короткую вечернюю экскурсию змеи этого вида попадались четыре или пять раз. Днем в сильный зной они скрываются в норах и выходят, когда земля начинает несколько остывать (летом в этих местах песок нагревается до 60—70°, что не доставляет особого удовольствия даже южным видам ящериц и змей). Кочуя налегке вдоль реки Мургаб, мы останавливались на ночлег где придется и спали на песке под защитой легких марлевых пологов.

Помню, однажды на вечерней заре большая кобра заползла в нору песчанки метрах в двух от моего изголовья. Переселяться куда-нибудь было поздно, да и не имело особого смысла. Гюрзы и кобры могли встретиться на любом другом месте ночлега. Я верю в точность научных данных, а они говорят, что кобры первые не нападают на человека. Значит, нужно поменьше вертеться ночью, чтобы случайно не задеть неприятную соседку, если она близко подползет к пологу.

Но насчет спокойного сна можно было не сомневаться. Ночь стояла прохладная, лунная. Свежий ветерок тянул с гор, от Афганистана. Истомленные за день нестерпимым зноем, мы быстро уснули, и я могу сказать, что забыл о неприятном соседстве, едва голова моя коснулась маленькой походной подушки. Ядовитые змеи опасны для тех, кто плохо их знает, невнимательно смотрит на окружающее. Они кусают в босую ногу, если наступить на них, кусают в руку, если неосторожный человек забирает в охапку вместе с сеном или хворостом отдыхающую в нем гюрзу. Зоолог должен знать привычки и повадки ядовитых змей, средства предохранения от укусов и первые меры помощи. Для него змея такой же «объект изучения», как мелкие грызуны, от которых можно получить опасные заболевания, как рыба с ядовитым уколом острых лучей плавников или крупные хищные звери. Помня об этих возможных неприятностях, приходится менять приемы обращения с животными и только.